В газете «Богатей» 21 января 2010 года появилась заметка о моём литературном вечере в областной универсальной научной библиотеке, посвящённом Полю Верлену и Артюру Рембо, под громким разоблачительным заголовком «Распутные гении». Она могла бы быть ещё более лживой и оскорбительной, если бы я не позвонила в редакцию накануне и не предупредила, что у меня есть диктофонная запись лекции, с помощью которой в суде мне легко будет опровергнуть их россказни. У меня уже был опыт общения с главным редактором «Богатея» Свешниковым, некогда распространившим  лживую информацию в мой адрес в пору его работы в информационном агентстве, в которой мне приписывалось то, чего я не говорила на вечере. А на моё недоуменное: «Но ведь весь зал свидетель, что я этого не говорила» он находчиво ответил: «А у нас тоже свидетели найдутся». И на этот раз нашлись бы, не сомневаюсь, если бы я с облегчением не вспомнила о спасительном диске (некоторые мои слушатели записывают эти лекции для себя).

 Каждая фраза статьи – своеобразный пункт обвинения. «Несколько странным» её автору показалось, что на выставке в читальном зале библиотеки наряду с книгами Верлена и Рембо на столе по-соседству стояли «книги автора программы». Особенно её «обескуражило», что в зале, где я читала лекцию, на столе тоже стояли мои книги. Объясняю: выставка моих книг в библиотеке делалась не по моей просьбе, а потому, что, как мне объясняли, «сами читатели просят». Кстати, в большинстве этих книг статьи и литературные эссе о тех поэтах, о которых я рассказываю на своих вечерах, как и стихи о них. Что касается «немногих заинтересовавшихся» ими, как пытается уязвить меня корреспондент, то и это опровергается исписанными формулярами этих книг в нашей и в университетской библиотеках. Когда я спросила организаторов выставки, почему на столе нет моих последних книг, мне ответили: «А они все на руках». Просто тогда, видимо, все спешили занять места в зале, которых вечно не хватает, но после окончания вечера многие хотели взять мои книги и сетовали, что библиотекари к тому времени уже ушли домой.

Не могу не отметить многочисленных «перлов» автора статьи, которые так и просятся в рубрику «Нарочно не придумаешь». «Подробности и мелкие детали могли бы стать изюминкой вечера, если бы их не было так много». Какой пассаж – много изюминок! Надо их срочно повыковыривать: «Создаётся впечатление, что присутствуешь то ли на лекции по зарубежной литературе, то ли слушаешь рассказ из серии ЖЗЛ». А вы бы что хотели услышать? Может, перепутали лекционный зал с дискотекой? «Автор, вероятно, стремясь как можно полнее раскрыть свой замысел, слишком много внимания уделяет цитированию писем, стихов и рассказам о них». А чего бы хотелось  оппоненту? Чтобы я цитировала или чтобы вообще ничего не цитировала? И что значит: много уделяла внимания – мало уделяла, много слайдов – мало слайдов (сама запуталась и в разных местах статьи сама себе противоречит), она что, на калькуляторе  высчитывала? Много или мало – это решать моим слушателям. И «аншлаг» на моём вечере был вовсе не потому, что все 250 человек пришли на «клубничку», как, видимо, очень хотелось намекнуть корреспонденту, и не потому, что информацию о нём дала их газета. Аншлаги у меня на каждом вечере уже скоро четверть века (я читаю с 1986 года), в этой библиотеке – 15 лет. И это вовсе не оттого, что все герои моих лекций, как написал в «Волге–XXI век» М. Лубоцкий, никогда на них не бывавший, «гомики, педики и лесбиянки». Всё это подлая клевета, но кому-то очень хочется замарать грязью мою работу, ведь это легче, чем самому чего-то достичь.

Но возвращаюсь к обвинительным пунктам Светланы Тенетко (настоящая фамилия автора – ответственного секретаря редакции «Богатея», которую она указать в статье побоялась, прикрывшись псевдонимом, хотя мне неосторожно представилась). «Видеоряд для «Пьяного корабля» Рембо, в который вошли картины Айвазовского, Рейсдаля, Тернера и других, изображающие корабли в разную погоду и время суток, после 3-4 слайда сливаются в восприятии в одну картинку корабля и моря». Даже не знаю, чем помочь слабовидящей. Ну, что поделать, если у неё всё сливается, тем более когда изначально задаёшься целью всё увидеть в чёрном цвете, – поневоле всё сольётся.

Вспомнилось, как в самом начале моей лекционной деятельности другая задыхавшаяся от недостатка компромата корреспондент И. Крайнова писала: «Как начитаешься всех этих объявлений, зовущих на цветаевых, гумилёвых, волошиных, мандельштамов, в голове словно сумерки сгустятся». Похожий симптом, не правда ли? Да и в манере изложения своих невразумительных претензий у этих «первых учеников», точнее, учениц, немало общего.

 Что же дальше мне «шьют»? «Удручающе время от времени выглядит пустой экран». Так всё-таки 73 слайда – это много или мало по мнению моей экспертши? В начале статьи «небольшой видеоряд», потом – обилие слайдов сливается, аж в глазах черно, затем снова пусто. Но ведь это же не кино, уважаемая, кажется, лекционный зал с чем-то перепутали. Сразу видно, не часто тут бывали, скорее, единожды. Так на каком основании вы меня поучаете, что и как мне читать и показывать? Можно подумать, представительница горкома образования на урок нерадивой учительницы пожаловала. Поток поучений не иссякает: «Много времени уделено слайдам памятников поэтам, которые можно было бы демонстрировать в процессе рассказа». «Возможно, стоило бы сделать к слайдам соответствующие подписи, что позволило бы сэкономить время автору, а зрителям (корреспондент почему-то упорно называет слушателей зрителями) полнее насладиться видеорядом, не отвлекаясь от рассказа». А как можно «не отвлекаясь от рассказа» читать пространные титры? «Автор довольно много времени уделяет рассказу о жизни и смерти Рембо после разрыва с Верленом и лишь тезисно обозначает дальнейшую жизнь второго». Мне интересно, Тенетко хоть одну публичную лекцию в жизни сама прочитала, чтобы при этом не сбежали все слушатели в конце первого получаса? Или хотя бы одну прослушала? Сильно сомневаюсь.

 После вечера я попыталась Тенетко разговорить: «Вот вы прослушали лекцию, какое у вас впечаление? Может, возражения, замечания? Не понравилось что-то?» Журналист не нашлась, что ответить: «Я не могу так сразу. Я должна осмыслить». И вот жалкий результат «осмысления». А ведь статья могла бы быть более осмысленной, если бы автор взяла в руки абонемент с программой моих вечеров (тогда, может быть, не появилось бы в статье позорное «Артур» вместо «Артюр»), или хотя бы одну из моих книг, или визитку с адресом моего сайта, которые я пыталась ей дать, но всё это было решительно отвергнуто. Или хотя бы с людьми в зале поговорила. Но понятно, у неё же свои «концепция» и  задание, её совсем на другое нацелили.

 В конце статьи Тенетко недвусмысленно дала понять, что тему я так и не раскрыла и «вопрос остался открытым»: «Так в чём же состояло величайшее проклятие, мука и счастье этих двух гениев французской литературы» – в однополой любви, в непризнанности собратьями по перу, в том, что Верлен и Рембо сами не желали вписываться в окружающий мир буржуазного успеха…» и так далее. Как в таких случаях пишется, «нужное подчеркнуть».

 Вспоминается, как одна читательница написала мне по поводу моей поэмы «По ту сторону света», упрекнув: «Вы так и не дали чёткого ответа, что же там, на том свете». Да, чёткого ответа у меня на это нет. Есть нечёткий. Боюсь, таким, как Тенетко, он будет, как и лекция, недоступен для понимания. Напрашивается нехитрая арифметика: если в одной небольшой заметке столько, мягко говоря, неправды, то сколько же её во всей газете? Рыба, как известно, гниёт с головы. К Лане-Светлане-Тенетко-Соколовой у меня претензий нет.  Каждый выбирает что-то поважнее: незапятнанную совесть и честное существование в своей профессии или похвалу начальства.

 А теперь – главное, откуда ноги растут у этой заметки.  А точнее, уши выглядывают. Отнюдь не из любви к литературе, конечно, пришла Тенетко на лекцию, а была, полагаю, послана Свешниковым.  Почему я убеждена в этом? Год назад в газету «Богатей» ненароком попала и была «по недосмотру» главного редактора опубликована маленькая информация о предстоящем вечере об И. Северянине, который я проводила в нашей библиотеке. На это последовала неадекватная реакция Свешникова: возмущённое письмо руководству газеты «Большая Волга», где работал журналист, приславший заметку. Суть грозной депеши: впредь каждая информация должна идти только через него, через его личные руки! Можно подумать, что это была не невинная информация в 5 строк, а  какая-нибудь криминальная статья, чреватая неприятностями. Недоумевающий журналист в следующий раз отправляет информацию об очередном вечере, на которые он ходит уже много лет, уже лично Свешникову, сопровождая её сообщением, что эти вечера были недавно награждены Почётной Грамотой Министерства культуры, а в год русского языка – премией губернатора, что автор этих вечеров – лектор с двадцатилетним стажем, лауреат международного конкурса поэзии «Пушкинская лира» в Нью-Йорке, что эти лекции каждый раз собирают по 200 – 300 человек. Все эти сообщения, как и следовало думать, разбились о стену неприступного редакторского бастиона. Отныне газетный дракон зорко охранял своё детище-сокровище от всяких нежелательных проникновений и в течение двух лет ни одной присланной ему информации о вечерах не напечатал. Но вот в случае с Верленом и Рембо вышла промашка: снова не доглядел, ведь в информации о вечере не указывалась моя фамилия, и Свешников не догадался, что веду его я. А когда узнал, надо думать, пришёл в ярость. Раз уж пропустили – надо исправить положение и так написать, чтоб впредь неповадно было и писать лекции, и ходить на них. И вот появляется дама имеющая  редакционное удостоверение, пристрастие к моему творчеству и прокурорский проницательный взгляд на экран. Единственный её вопрос мне после вечера: «Это ваша инициатива?» Пришлось сознаться: «Моя». Удовлетворённый кивок, мол, так и думала.

 - В каком смысле – моя инициатива? – не поняла я сначала.

 - Это авторские вечера или инициатива библиотеки взять такую тему?

 - Темы, естественно, выбираю я, но и к библиотеке отношение имею,  15 лет здесь работаю. Вы в первый раз пришли? – небрежный кивок. – Это не единственная моя тема, возьмите абонемент, – и отстраняющий жест.

 Вы спросите, а что Свешников, сам когда-то разъезжавший по области с лекциями о творчестве советских писателей, имеет против моих лекций, ни разу за 20 лет с лишним  ни на одной не побывав? Может, то, что сам когда-то на заре своей молодости пробовал их читать, но к концу цикла в зале оставалось лишь 3 - 4 человека? А вскоре и этих «немногих заинтересовавшихся» не осталось. Что имеет против моих книг? Может, что был одним из её неблаговидных персонажей? («Письмо в пустоту», Приволжское книжное изд-во, 2001 год, с. 186-190). Или то, что сам таковых книг не имеет?

Наталия КРАВЧЕНКО

Более двадцати лет проводит свои литературно-музыкальные вечера о выдающихся поэтах разных стран и эпох саратовский поэт лауреат Международного конкурса «Пушкинская лира» Наталия Кравченко. Каждый житель Саратова, любящий поэзию, может бесплатно прийти на её вечер в областную универсальную научную библиотеку и, отрешившись от всех житейских забот, окунуться в мир любимого поэта, всегда точно, глубоко и всесторонне воспроизводимый автором этих вечеров. За последние 15 лет в зале только этой библиотеки вечера Наталии Кравченко прослушали более 30 тысяч человек. Узнав об этих вечерах в Саратове, знаменитый петербургский поэт, первый лауреат российской премии «Поэт» А. Кушнер написал в личном письме к Наталии Кравченко: «Как повезло Вашим слушателям в Саратове, что у них есть такой замечательный знаток поэзии, умный и вдумчивый её пропагандист. И как досадно, что наши критики не обладают и десятой частью того понимания и той любви к стихам, которые дарованы Вам». И в другом письме: «Вам благодарны тени всех поэтов, вечера которых Вы устраиваете. Я восхищаюсь Вами».

Как же относятся наши СМИ к этим вечерам? Простодушный читатель, наверное, полагает, что газеты, радио, телевидение всемерно содействуют пропаганде этих вечеров, стараются проинформировать саратовцев о каждом, благодаря чему все они проходят при аншлагах. Ан нет! Среди эстетствующей журналисткой братии не принято содействовать деятельности человека, пусть даже он занимается благородным делом, если ему не покровительствует кто-либо из влиятельных лиц. В этом мне пришлось недавно убедиться после прочтения в «Богатее» отзыва на лекцию Кравченко «Проклятые поэты». Прежде всего покоробил заголовок «Распутные гении»: согласитесь, между тем, как назвала тему вечера Кравченко, и названием рецензии большая разница. От газетного заголовка статьи веет таким махровым провинциализмом, узостью мышления, будто считающий себя журналистом мыслит лишь обывательскими понятиями. А может, такой заголовок выбран умышленно, чтобы читателя навести на мысль, что распутность поэтов – главный лейтмотив лекции? Так, очевидно, хотелось бы думать автору статьи то ли в силу своего интеллекта, то ли от желания снизить высокий пафос, заданный автором вечера. Ведь смогла же Тенетко написать в конце статьи, что автор так и не ответил на вопрос, в чём счастье и трагедия проклятых  поэтов. Видимо, когда журналист озабочен заданием опорочить лекцию, его преследует «одной лишь думы власть»: что бы наскрести в число недостатков. Да, трудная это забота. Тем более что на вечере всё блестяще. Вот счастье – следовать в творчестве только самому себе без оглядки на общественное мнение, на обывательскую мораль. Не прогибаться ни перед власть имущими, ни перед публикой, не менять звезду на хлеб. («Звезда или хлеб?» – так называлась одна из ранних книг Наталии Кравченко). А трагедия в том, что резкое неприятие обывательской морали, рискованные эксперименты в пику всяким ходячим понятиям о добре и зле исковеркали судьбы поэтов, обрекли их на одиночество, тяжёлые болезни и раннюю смерть. Два часа об этом шла речь на вечере, и нужно было очень постараться, чтобы ничего не понять. Чем же занималась журналист всё это время, если  не следила за перипетиями трагических судеб героев лекции? Наслаждалась стихами, во множестве звучащими на вечере? Нет, ей показалось, что стихов слишком много, хотя их писали лучшие поэты Франции. Так бывает: глухому к поэзии слушать стихи трудно. Не любишь поэзию – не ходи на поэтический вечер. Значит, не по своей воле пришла, начальство велело собрать побольше компромата?

Но Кравченко умело выводит разговор на высокую ноту о борьбе героев лекции с косностью, с заболоченным бытом, за право ни от кого не зависеть и подчиняться только зову творчества. Кульминацией вечера стала виртуозная подача «Пьяного корабля» Рембо. Нужна большая интеллектуальная смелость, чтобы на публичной лекции читать и интерпретировать такое сложное и многоплановое произведение. Стихотворение звучит на фоне симфонии ре минор французского композитора 19 века  С. Франка, которая по эмоциональному накалу и трагическому звучанию удивительно гармонирует со стихами Рембо в переводе Д. Самойлова. При этом почти каждая строфа иллюстрируется слайдом, воссоздающим ту атмосферу, то эмоциональное и психологическое состояние, которое адекватно звучащей строфе. На завершающем кадре мы видим огромные глаза Рембо, с ужасом взирающие на фантасмагорическую картину мира. Замечу, чтобы создать такую композицию, нужно не только знание поэзии, но и умение ориентироваться в музыке и живописи. На слайдах представлены полотна Рейсдаля, Тернера, Айвазовского. И какова же реакция рецензента? «После 3 - 4 слайда видеоряд сливается в восприятии в одну картинку корабля и моря». Полная эмоциональная глухота и эстетическая слепота! Бедный Айвазовский, и зачем писал столько кораблей? Написал бы один – и хорош!

Какие же ещё огрехи наскребла Тенетко? То ей кажется, что перебор слайдов, то сетует на «удручающе пустой экран». Только может ли быть экран пустым при наличии 73 изображений? А как же люди читают лекции вообще без демонстрации слайдов? Или она себе представляла, что каждое слово, каждый жест лектора будет сопровождаться иллюстрацией? Я, помню, видел однажды чтеца, который при чтении строк Пастернака «звёзды долго горлом текут в пищевод» изображал, где у него находится пищевод и как туда спускается пища. Может быть, Тенетко примерно так представляла себе работу лектора? Или такая претензия: «слишком много изюминок». Это как? Слишком много их быть не может! Всё пишется, чтобы создать видимость набора недостатков. Изюминка на вечере была одна – высокий поэтический настрой, который два часа держал в напряжении весь переполненный зал.

Хороший журналист, прежде чем писать, знакомится с объектом, с героем своей статьи если не лично, то хотя бы расспросив посетителей вечера, работников библиотеки. Тогда бы Соколова-Тенетко не удивлялась, почему в зале аншлаг, не спрашивала бы тоном следователя: «Кто инициатор этого вечера?» По какому праву она позволяет себе такой прокурорский тон и беспардонную безапелляционность суждений? И какое право имеет «Богатей» давать такие базарные определения поэтам, являющимся гордостью и славой французской культуры? Их роль оценена историей, а их мораль – их боль и трагедия, и не нам с вами вершить над ними суд.

И. ПРАВДИН.

Вечера Кравченко – уникальное и единственное явление в Саратове. Вечера и автор востребованы, каждый вечер – аншлаг. Это-то и удручает редакцию «Богатея». Подобные статьи только прибавляют веса автору вечеров в глазах думающей публики.

Валентина МУЗАЛЕВСКАЯ.

Прочитала в «Богатее» залихватскую статью Ланы Соколовой под неприличным названием «Распутные гении». Слушатели Кравченко - люди интеллигентные, состоявшиеся, многого достигшие в жизни. Я говорю не о материальном благосостоянии, что сейчас стало главным, а об интеллектуальном и образовательном уровне. Многие с филологическим образованием, зачастую сами стояли за кафедрой или учительским столом, имеют опыт общения с аудиторией и знают, насколько это ответственно и трудно. И эти люди пришли на запах «клубнички»? Зачем же так их обижать? «Клубнички» хватает в наших родных СМИ. Это там идёт соревнование в откровенной непристойности, пошлости, глупости и несусветной жадности. И вот на этом пустом и грязном фоне возникает удивительный мир, который несёт людям красоту, мудрость и надежду,очарование умом и знаниями, – лекторий Кравченко. Можно только догадываться, сколько знаний накоплено Наталией Максимовной о каждом поэте. В лекцию входит лишь часть этого айсберга, а оставшаяся, несравненно большая часть, ждёт своего времени. После этих лекций выстраиваются очереди за сборниками поэтов и за книгами лектора. Ведь в них можно прочитать ещё об этих поэтах.  Так кому же помешал лекторий с красивым названием «Поэзии серебряные струны»? Почему же его надо испачкать, растоптать, убить? А создать что-нибудь сами не пробовали?

Т. В. УСАНОВА, преподаватель.

Информационное агентство «Местное время. Саратов» (в заголовке использованы стихи поэта Юлия Кеппа)